Запущено первое в России производство синтетических тканей для мебели и интерьера — Первая ткацкая фабрика. Однако без развития сырьевой базы в стране ей будет сложно победить китайских конкурентов
Запущено первое в России производство синтетических тканей для мебели и интерьера — Первая ткацкая фабрика. Однако без развития сырьевой базы в стране ей будет сложно победить китайских конкурентов
«Надеюсь, наши химики и нефтяники все-таки начнут развивать в стране производство сырья для синтетического текстиля» — на это искренне рассчитывает Надежда Аверина, возглавляющая уникальное для российского легпрома предприятие — Первую ткацкую фабрику. Фабрика по производству синтетического текстиля для мебели и интерьера, в создание которой было вложено 3,5 млрд рублей, начала работать несколько месяцев назад в г. Володарске Нижегородской области. Сегодня компания всеми силами пытается убедить российских покупателей текстиля — крупных производителей мебели, интерьерные компании, небольшие мебельные цеха, — что отечественный продукт может быть качественным, а работать с российскими фабриками удобнее и проще, чем с Китаем.
Статья по теме: Михаил Гордин: «Бауманцев отличает универсализм»
И если покупателей еще можно убедить старанием и опытом, то другая серьезная проблема — зависимость от импортного сырья — пока остается трудноразрешимой. Ради обеспечения фабрики собственным сырьем Надежда Аверина решила войти в следующий инвестиционный цикл: начать строительство, опять-таки первого в стране, завода по производству сырья для ткацкой фабрики — синтетических нитей и волокон — стоимостью более 20 млрд рублей. Но и для второго предприятия сырье тоже придется импортировать...
Чтобы разорвать этот замкнутый круг, по словам Надежды Авериной, необходим перезапуск химической промышленности в стране, а точнее, ее переориентация с крупнотоннажного на мало- и микротоннажный уровень. Это позволит обеспечить сырьем многие отрасли экономики и даст толчок к их развитию.
Создание Первой ткацкой фабрики — уникальный для российского легпрома проект по строительству нового предприятия с нуля. Как правило, в отрасли шла модернизация старых мощностей, за постсоветские годы не было построено ни одного нового текстильного предприятия. «Вряд ли в ближайшее время станет возможным реализация подобного рода проекта в стране», — говорит Надежда Аверина. О сложностях в выстраивании производственных технологических цепочек Надежда Аверина рассказала в интервью «Моноклю»
— Как вы пришли к идее построить ткацкую фабрику?
— Я так скажу: лиха беда начало — сидела женщина, скучала.
— То есть от безделья?
— Еще до ковида мы увидели, что рынок мебельных тканей абсолютно пустой, и решили создать ткацкое производство.
— Вы по образованию текстильщик?
— Я по образованию не текстильщик и вообще даже не близко к этому. Стечение обстоятельств было такое, что мы обратили внимание на этот сегмент рынка, начали его анализировать. Действительно, производителей в России нет. Прикинули экономику, поняли, что такой бизнес имеет право на жизнь. Посчитали, посмотрели, решили. Интересно, необычно.
— Казино или торговый центр построить — тоже интересный бизнес.
— Это же всегда личностный вопрос. Можно было положить деньги в банк и больше заработать. Но это неинтересно. Можно производить, не хочу никого обидеть, туалетные кабины. Но я как-то хотела красивым бизнесом заниматься.
— И вы не побоялись вдруг взять в свои руки такой процесс?
— Нет. Может, это выглядит глупо, но я никогда ничего не боюсь. Ну если приняли решение, то надо воплощать его, чего бояться-то!
— А кто принимал все решения?
— Это полностью наш семейный бизнес. Но идея была моя!
— Все-таки это как-то необычно…Не могу уловить вашу мотивацию.
— Ты должен таким человеком родиться. Люди, у которых есть какое-то количество денег, делятся на две основные категории, и ты с этим ничего не сделаешь. Один возьмет эти деньги, положит в банк или инвестирует куда-то и будет наслаждаться жизнью. А другой, даже уже имея опыт реализации больших проектов, если он деньги в банк положит, он не сможет с этим спокойно жить. Ему все время нужно ощущать, что он, прикладывая свои силы и энергию, получает результат, его усилия материализуются. Это либо дано тебе с рождения, либо нет. Я смотрю на друзей своих, среди них тоже есть владельцы заводов. Я знаю много примеров, когда приходили к ним с предложением продать бизнес. Но им очень тяжело продавать свои заводы. Человек думает: ну вроде как продать хорошо, и пенсия уже подходит. А что я буду делать? Как это так — не ходить на работу?
— Почему в Нижегородской области решили строить? Вроде бы не текстильный край. Почему, например, не в Иваново?
— Мы несколько регионов рассматривали — и Иваново, и Владимир, Калугу, Татарстан… Главным критерием была доступность человеческих ресурсов, готовность региональных властей помогать бизнесу. В Нижегородском правительстве мы получили полную поддержку. Ну и это наш родной регион — переезжать никуда не надо было.
— Кажется, что, например, в Ивановской области должно быть больше подходящих кадров для текстильного производства. Исторически там были и есть прядильные, ткацкие мощности…
— Да все наоборот! В Иваново очень сильная конкуренция за кадры. Да и откуда им там взяться? Те, кто исторически был, состарились уже. Молодежь вся уехала в Москву. Иваново сегодня — это край швейной промышленности. Поэтому глупо спрашивать про Иваново, логичнее спросить про более развитые в инвестиционном плане территории — Калугу, Татарстан и другие. В Московской области тоже много текстильных предприятий. Думаю, сейчас количество текстильных предприятий в Московской и в Ивановской областях сравнялось.
— Хорошо. И что стало потом происходить? Какие этапы прошел проект?
— Все стандартно. Нашли площадку, финансирование — часть средств дал Фонд развития промышленности — полтора миллиарда рублей, основное кредитное финансирование — от Сбербанка. Наш кредитный портфель очень большой и сложный.
— Что, прямо все так легко было? Банки с радостью откликнулись?
— Конечно нет. Я бы даже так сказала: в России найти финансирование, привлечь деньги для предприятий легпрома очень сложно, практически невозможно. А в существующих условиях — с учетом ключевой ставки, доступности оборудования, наличия сырьевой базы — только самоубийцы будут что-то делать. Поэтому я не думаю, что в перспективе пяти лет появится еще один новый завод, ткацкая фабрика в стране. Потому что нет экспертов, которые в банках могли бы оценивать проекты, нет нормальных маркетинговых исследований рынка, нет специалистов — много факторов, которые тормозят развитие отрасли. А рынок колоссальный. По статистике импортной видно, что львиная доля ткани импортируется. Хотя могла бы производиться в России.
— Расположение в особой экономической зоне — ТОСЭР — что дает?
— Сниженную ставку по налогам на зарплату — семь-восемь процентов. Это существенная экономия. Плюс региональные власти нам полностью компенсировали затраты на строительство инженерной инфраструктуры — электросетей, газопровода, котельной. Была построена дорога к заводу.
— Создавая такой проект с нуля, вы ориентировались на какие-то образцы предприятий, чей-то опыт?
— Нет. В России нет таких компетенций. Весь инжиниринг мы осваивали сами с нуля. Команда собралась квалифицированная. Набирали компетенции по ходу продвижения проекта. Ориентировались на таких героев в отрасли, как, например, «Шуйские ситцы». Анна Богаделина (генеральный директор комбината «Шуйские ситцы». — «Монокль») — настоящий герой, такое предприятие сохранила, удержала огромное производство при полном отсутствии сырья в стране. Я на нее равнялась, думала, что и я смогу! Обидно было бы, если бы я не смогла.
— А команду как собрали? Зарплату предложили высокую?
— Нет. Люди пришли не за зарплатой, а за идеей. Такие проекты не делаются за зарплату, человек должен болеть этим делом. Естественно, оплата труда соответствующая, но это не золотые горы. Люди сохранили уровень дохода, кто-то, может быть, чуть ниже получил доход, потому что мы не могли платить огромные зарплаты. Но мы дали людям возможность самореализоваться, потому что они из отрасли, и для них было важно, что это первый такой проект, они всю жизнь мечтали, что такое будет в России. Устали от старых предприятий, у нас оборудование все новое, цех чистый. Поэтому люди пришли за мечтой, за идеей.
— Рядовой персонал из местных?
— Да, местные. Учим. Приходит молодежь — у нас очень молодой коллектив. У нас нет дефицита кадров. Зарплата рыночная. В нашей агломерации у нас куст из пяти городов. В этом районе мы единственное такое предприятие. Есть другие заводы — птицефабрика, производство геотекстиля — тоже новое предприятие, но оно другого формата, в старом цеху, молодцы ребята тоже. По сути дела, мы здесь единственное новое предприятие. И я считаю, что мы очень красивый завод. При прочих равных люди идут лучше к нам. Потому что другие условия труда, бытовые условия получше, естественный свет в цехах и прочее — много факторов. Есть, конечно, точечные специальности, которых нам не хватает, например дессинаторы тканей (специалист по созданию рисунков и структур тканей. — «Монокль»). Но я не считаю, что это дефицит кадров. Это просто тотальное отсутствие профессионального текстильного образования в России. Поэтому выход один — только самому учить. Потому что технолог или технический специалист, работавший ранее с хлопком, для меня совершенно бесполезен — очень разные технологии у нас.
— На предприятиях легпрома большое значение имеют очистные сооружения. Как вы решили эту задачу?
— При входе в кабинет на стене висит патент. Мы изобрели и запатентовали систему оборотного водоснабжения, замкнутого цикла: все технические стоки предприятия проходят очистку на собственной системе очистных сооружений и используются повторно. После очистки получается только сухой остаток пятого класса опасности. Наши стоки очень специфические, более агрессивные, чем на хлопковом производстве, так как мы используем более стойкие красители, их сложнее очищать. Но мы справились.
— Кто автор патента?
— Я автор патента.
— У вас есть какой-то соответствующий научный бэкграунд?
— Нет. Но было большое желание сэкономить деньги. У меня не было лишних полутора миллиардов на очистные сооружения. Нужда заставляет изворачиваться.
— Понятно. А на чем еще сэкономили?
— На всем. Старались.
— Ну, на оборудовании точно не сэкономили?
— Ну почему? Мы хорошо торговались.
Нужно сырье под боком
— Кстати, вы оборудование заказывали как раз накануне начала СВО. Были ли сложности с его доставкой в страну потом?
— Наша эпопея с оборудованием была такой же, как и у других предприятий, — в этом плане мы мало чем отличались от остальных. В начале 2022 года мы испугались, так как заказали самое передовое европейское оборудование. Но нам повезло: мы завезли все, что хотели и заказали. Когда мы создавали проект, мы пытались предугадать, что будет на рынке через три-четыре года, каким будет спрос. Поэтому изначально оборудование комплектовали так, чтобы оно было многофункциональным.
— Какой в итоге ассортимент сегодня вы производите?
— Мы сосредоточены на производстве мебельных и декоративных тканей. Ткани для мебели, для штор, тюль, рулонные шторы, матрасный трикотаж. Для автопрома делаем ткани, но это спецзаказы. Мы работаем только с синтетикой в двух основных переделах — ткачество и отделка. Наше сырье — это полиэфирные нити. Мы также сами производим фасонные нити (создаются с помощью комбинирования различных по цвету и качеству волокон, а также с использованием специальных технологий. — «Монокль»). Мы делаем широкие ткани — больше трех с половиной метров в ширину, как жаккардовые, так и с простыми переплетениями, — ширина очень важна для производителей домашнего текстиля. Мы можем делать многослойные ткани — самые разные комбинации.
Мы очень сильно отличаемся от производителей постельного белья, потому что там всегда стандартная ширина, одно и то же переплетение, одна и та же, плюс-минус, плотность ткани. Дизайн придается в основном печатью и режимами отделки. У нас же плотности ткани варьируются от 120 граммов на квадратный метр до, вот сейчас самую тяжелую ткань мы делаем, почти 600 граммов. На станках есть возможность сделать больше 15 заправок нитей.
— А сырье — нити — вы импортируете?
— Да, из Китая и Беларуси. Но хотим сами начать производить нити. Вот сейчас проектируем второй свой завод, который будет тут рядом, по производству полиэфирных нитей и волокон. Это тоже будет первое такое предприятие в России. И это тоже очень тяжелый проект. Объем производства небольшой по мировым меркам — 80 тысяч тонн нитей и волокна в год. Стоимость проекта — более 20 миллиардов рублей.
— Что является сырьем для будущего производства нитей и где вы его будете брать?
— Терефталевая кислота и моноэтиленгликоль. В России этого сырья практически нет, очень мало производится. В итоге и этот второй проект сейчас тоже ориентирован на импортное сырье. Но, может быть, когда-нибудь кто-то из нефтяников или химиков запустит в нашей стране производство сырья для синтетических тканей.
— Вы только для нужд своего текстильного производства хотите построить этот завод или планируете продавать нити на рынке?
— Да, и на продажу тоже. Но я сама себе достаточно большой потребитель полиэфирных нитей, с учетом масштабирования мощностей Первой ткацкой фабрики — мы сейчас запустили только первую очередь предприятия. Производство имеет как минимум вдвое большую мощность. Для меня создание собственного производства сырья для ткацкой фабрики жизненно важно, отсутствие сырья под боком — основная сейчас проблема фабрики. И она будет только усугубляться с течением времени.
— А в чем сложности с импортом нитей для вашего ткацкого производства?
— Они те же самые, что и у производителей мебели, которые импортируют ткани из Китая: долго, дорого и не всегда то, что нужно, приезжает.
— По второму заводу тоже сами будете весь инжиниринг делать или придется идти к китайцам за технологиями? Кроме Китая есть страны, которые владеют технологиями?
— Европа. Но она никогда не продаст технологию инжиниринга. Да, мы съездили в Китай и уже договорились о совместной работе.
— Они будут помогать строить?
— Ну как помогать? Заплатим денег за базовый инжиниринг. Они тебе рисуют, потом еще раз рисуют, потом еще раз переделывают, потом ты строишь, понял, что ты построил немножко не так, как надо, переделываешь, доделываешь, и там на какой-нибудь пятнадцатой итерации у тебя получается завод. С Китаем тоже же очень сложно.
Под давлением китайского маркетинга
— Какова ситуация с клиентами вашей фабрики? Есть спрос на ваши ткани?
— Спрос есть. Но закупщики мебельных тканей привыкли покупать ткани в Китае. Они говорят: вы нам докажите, что вы нам не сорвете производственный процесс. Им трудно поверить, что в России могут делать качественно, что производитель не будет повышать в дальнейшем цену. Ведь как делают многие наши производители: дают сначала невысокую цену, потом, когда клиенты к ним переходят, повышают ее в два раза — недобросовестно себя ведут. А в Китай компаниям уже тяжело возвращаться.
— Но качество же можно проверить как-то?
— На все это нужно время. Мы работаем полноценно четыре месяца. К нам потихоньку приходят мебельные компании — производители мягкой мебели. Розничные сети пока до нас не дошли, потому что им нужно больше времени и нашего опыта для сотрудничества. Мы понимаем, что легко не будет. Но это ожидаемо: когда ты первый на рынке, когда ты что-то предлагаешь, чего до тебя никто не делал, легко не бывает.
Создание собственного производства сырья для ткацкой фабрики жизненно важно. Отсутствие сырья под боком — основная сейчас проблема фабрики. И она будет только усугубляться с течением времени
С некоторыми мы по несколько месяцев находимся в стадии обсуждения. Наработки, пробные партии, переходные периоды — у них, например, уже заказан контейнер в Китае, пока он доедет, пока они эти ткани сработают, нужно время. У нас есть клиент, у которого достаточно хорошо построено планирование. Мы с ним вступили в переговоры в июле, согласовали ткани в сентябре, вот у них сейчас в феврале подъезжают последние ткани из Китая. И только с марта они серийно уже нормальные объемы смогут закупать.
Есть объективные сложности. Например, мы не можем производить некоторый ассортимент просто потому, что нет в доступе сырья. Мы же не можем для производства образцов клиенту возить каждый раз по палете этих нитей из Китая — это долго и дорого. А клиент хочет в обозримой перспективе, через месяц-полтора, увидеть образец ткани.
— Какие у вас есть преимущества в сравнении с китайскими производителями тканей?
— Скорость. У нас заказ делается в два-три раза быстрее и срок подвоза даже в отдаленные регионы — максимум три дня. Надежность. Плюс оплата в рублях.
— А в плане дизайна могут быть какие-то преимущества?
— Научиться воровать дизайн у Европы быстрее, чем китайцы. Все придумывает Европа. Сейчас турки стали активными, но у них европейские дизайнеры работают, итальянцы.
— А куда сегодня направлена дизайнерская мысль в вашей отрасли?
— Одно дело, куда движется дизайнерская мысль, другое дело, куда движется рынок. Вы никогда в модной ткани не купите себе диван. Потому что, во-первых, она будет дорогая и диван будет дорогой. Второе: вы захотите, чтобы ваш диван, на котором вы сидите каждый день, обладал определенными свойствами. И красивые, эффектные ткани — они ни разу не износостойкие, не такие, как китайские велюры, которые безумно любит рынок. Меня и нас всех от них тошнит, но мы вынуждены производить аналогичный ассортимент.
— В чем особенность этих китайских велюров?
— Во-первых, они дешевые, во-вторых, износостойкие. Но дело в том, что вы никогда не высидите эти 50 тысяч мартиндейлов — циклов стирания ткани, которые они провозглашают. Это такой маркетинговый ход, который никому не нужен. Вы, дай бог, за всю жизнь, что вы сидите на диване, сможете отсидеть 15 тысяч мартиндейлов.
— И вам тоже приходится делать ткани с 50 тысячами мартиндейлов, чтобы не уступать китайцам?
— И мы делаем, приходится, но это просто ни к чему. Вспомните старые советские диваны. Сколько люди лет и десятилетий на них сидели? И никаких 50 тысяч не было. А теперь появилась целая куча каких-то ненужных свойств тканей, которые навязаны рынку. Любая пропитка на ткани имеет срок жизни два года. То есть вы переплатили за всякие суперсвойства ткани, через два года останется 50 процентов, через три года будет 20 процентов, через четыре года не останется ничего. При этом вы получите на ткани нанесенный силикон в огромных количествах, полиуретан и так далее. То есть вы будете сидеть на ткани, обработанной химическими препаратами.
— А вам хочется делать красивые, экологичные ткани?
— Да. Например, мы сделали ткань для штор, мы ее помыли, смыли с нее всю химическую дрянь, нанесли какой-то смягчающий препарат, и все. Ткань получается экологичной, гипоаллергенной, потому что это полиэстер. Она ничем не намазана, не пропитана. Сейчас, если пойти покупать ткань, каких только заморочек не будет — обработана раствором алоэ вера, ионами серебра, янтарем и так далее. И это все чистой воды маркетинг.
— А что не маркетинг? Что определяет качество мебельной ткани?
— Плотность. Чем плотнее ткань, тем она дороже. Плотная ткань всегда будет более износостойкой. Но плотная ткань и дороже в производстве. Что делают китайцы? Они делают ткань плотностью 120 граммов на метр, покупают дешевый нетканый материал, я не знаю, спанбонды какие-нибудь, граммов по 100 на квадратный метр, приклеивают его к основной ткани. В итоге ткань получается уже 220 граммов. А сырья там как было 120 граммов, так и осталось. И вот самый большой спрос на рынке — на дешевый сегмент, на вот эти а-ля ткани. Их до 80 процентов в ассортименте тех же маркетплейсов.
— Кстати, огромное количество небольших цехов, которые делают мебель и продают ее на маркетплейсах, — они тоже ваши клиенты?
— Они наши клиенты. И они даже более активные и мобильные, чем крупные компании. Но заказывают небольшие объемы.
— Мощность завода сейчас насколько загружена?
— Процентов на 20. Весь год мы будем загружать производство. Мы на конец года должны на 80 процентов по загрузке мощностей выйти. Пока мы идем в графике. Мы отставали в запуске примерно на год из-за всех событий. Но после запуска мы в графике. Наш планируемый среднегодовой оборот выпускаемой продукции — 3,5 миллиарда рублей. Мощности фабрики позволят изготавливать до 11 миллионов погонных метров продукции в год.
— На экспорт планируете что-то отправлять?
— Планируем. Страны ближнего зарубежья. И сейчас смотрим параллельный импорт в Европу — нам предложили вариант. Вопрос в том, какая цена будет в конце цепочки в Европе. Но интерес у нас есть. Европа же тоже всю синтетику из Китая и Турции везет.
Все решает химия
— Какая у вас ценовая политика? Вам надо быть дешевле Китая?
— Дороже, чем в Китае, у нас не покупают. Ниже Китая я быть не могу, я могу быть только вровень. До тех пор, пока у меня нет собственного сырья. От полного доминирования китайцев нас спасает высокая ключевая ставка, логистические проблемы, таможенные пошлины — это способствует переориентации российских компаний на внутренних поставщиков. Но это не только моя история, это история всех производителей во всех сегментах рынка. Как только время подвоза из Китая уменьшится до десяти дней и ставки на логистику упадут до докризисных отметок, все наше внутреннее производство станет неконкурентоспособным.
— И поэтому вы хотите успеть запустить еще один передел — производство сырья?
— Это тоже может не помочь. Потому что, если я покупаю в Китае сырье для производства нитей — грубо говоря, некий химический коктейль сырья, который нужен для производства килограмма текстильных нитей, он стоит, например, рубль. Если я хочу купить килограмм готовых нитей из этого же сырья, то он тоже будет стоить рубль. Если я захочу купить погонный метр ткани из этих нитей, то он тоже, плюс-минус, будет стоить рубль. Это торговая политика Китая. Я никогда, как импортер, потребитель из-за границы, не получу тех цен, которые они имеют внутри страны. Я получу на первый, второй, третий — на все три передела — одну и ту же цену. И тем самым Китай убивает производителей других стран: инвестор сто раз подумает, покупать за рубль сырье и возиться с производством или купить за тот же рубль уже готовую ткань. Экономика не сходится.
— Вы знали об этом на этапе реализации проекта строительства фабрики? Если экономика не сходится, зачем было строить?
— Ну, это всегда риск. Когда мы входили в проект, все эти барьеры уже были, они нарастали, усугублялись. Мы запускались с надеждой, что наши все-таки одумаются, и начнут производить сырье для синтетических и технических тканей. В нашем проекте немного не в лоб складывается финансовая модель по производству нитей ввиду специфики нашего ассортимента. Не весь наш ассортимент стоит рубль, нити, которые мы употребляем, — более дорогие, и их целесообразно здесь производить. Но все-таки я надеюсь, что национальный проект «Новые материалы и химия» в России состоится и будут построены все те заводы, которые запланированы правительством.
— А с химией для легпрома тоже все плохо?
— Она как-то поднимается с колен. Но пока нужных химпрепаратов для обработки тканей у нас нет.
— У вас тут целый город химиков — Дзержинск — под боком. Что они говорят?
— А что они говорят? Им крупнотоннажное нужно, а легпром — это все микротоннажное. Пока они спустятся по всей этой цепочке: крупно-, средне-, мало- и там когда-нибудь микро-.
— Скажите, а какой вообще есть запрос на инновационные ткани? Чего хочет рынок?
— Запрос огромный, все упирается в сырье и в химреагенты. Рынок хочет, чтобы в России были лаборатории, ультраоснащенные, чтобы разрабатывались новые продукты. Вот у меня лежат образцы тканей для мешков для хранения сыпучих материалов — зерна, например. Надо вот разрабатывать. И много очень тканей, которые нужно разработать, догнать Европу, догнать мир. Любые баллистические ткани, огнестойкие, пожаростойкие, износостойкие. Этого мы вообще не производим. Мы за кем-то что-то повторяем, а мир уже дальше ускакал. Нужна в России лаборатория, нужен исследовательский центр, который будет не догонять, а обгонять. А любой исследовательский центр упрется в то, что для экспериментов ему нужны волокна и нити. Получается замкнутый круг.
— Какая проблема в нефтяной стране реализовать этот проект, если такая гигантская востребованность? Я даже уже мебельный рынок не имею в виду. Он, скорее всего, очень скромный на фоне всего остального, что требуется по синтетическим тканям.
— Какая проблема? Проблема в том, что нефтяные компании, которые присутствуют на рынке, привыкли мерить миллионами тонн. Если там нет миллионов тонн и они не будут с миллиона тонн миллиарды зарабатывать ежемесячно, то такие проекты им неинтересны. Но все высокомаржинальные переделы уже реализованы, дальше надо уходить в ниши, усложнять проекты, разрабатывать что-то.
— Может, должны прийти новые, молодые и активные предприниматели?
— У молодых и активных нет миллиардов для того, чтобы строить химические заводы. Вот взять даже наш скромный проект по производству волокон и нитей. Это химическое производство. Мы строим по мировым меркам микроскопический завод — 80 тысяч тонн в год, в то время как такие заводы миллионниками должны быть. Микроскопическое, но это уже 20 с лишним миллиардов рублей инвестиций. Потому что ни одной нужной для возведения завода технологии в России нет. Представляете, сколько нужно средств на большое производство?
Свежие комментарии