Десятого января, под занавес действия своих полномочий, администрация Джо Байдена нанесла чувствительный удар по российскому ТЭКу.
Десятого января, под занавес действия своих полномочий, администрация Джо Байдена нанесла чувствительный удар по российскому ТЭКу.
Блокирующие санкции минфина США введены в отношении как самих нефтегазовых компаний — «Газпром нефти» и «Сургутнефтегаза» (включая их «дочки» с долей в капитале свыше 50%, в частности под санкции подпала сербская энергетическая компания NIS, 56,15% которой принадлежат «Газпром нефти» и «Газпрому»), —так и важных контрагентов российских нефтяников. Это трейдеры, страховщики, перевозчики, участвующие в экспорте сырья (183 танкера и компания «Совкомфлот»; на минувшей неделе ряд китайских портов уже отказал нескольким судам с российской нефтью в разгрузке), причем не только из России. Так, в список вошли нефтетрейдинговые компании из Гонконга и ОАЭ, наказанные за то, что торговали российской нефтью. А еще под санкциями оказались страховые компании «Ингосстрах» и «АльфаСтрахование», которые только в 2024 году получили аккредитацию для работы в Индии.
США также внесли в санкционный список «Восток Ойл», перспективный проект «Роснефти» в Арктике, и два действующих проекта по сжижению природного газа — СП «Газпрома» и «НоваТЭКа» «Криогаз-Высоцк» и предприятие «Газпрома» «Портовая». Под санкции, кроме того, подпали крупные добытчики угля «Кузбассразрезуголь», «Русский уголь» и «Колмар», СП «Росатома» и «Норникеля» «Полярный литий», осуществляющее перспективный проект по добыче лития, а также компания «Русгазальянс» — оператор разработки Парусового, Северо-Парусового и Семаковского месторождений в ЯНАО. В санкционный список вошли больше 30 нефтесервисных компаний.
Персональные блокирующие санкции США введены в отношении 37 руководителей компаний российского энергетического сектора. Среди них председатель правления «Газпром нефти» Александр Дюков, гендиректор «ЛУКойла» Вадим Воробьев, глава «Зарубежнефти» Сергей Кудряшов, гендиректор «Росатома» Алексей Лихачев, глава «Башнефти» Владимир Чернов, глава «Татнефти» Наиль Маганов, заместители министра энергетики РФ Роман Маршавин и Эдуард Шереметцев.
Прокомментировать очередной залп санкционной войны мы попросили Алексея Белогорьева, директора по исследованиям Института энергетики и финансов.
— Каково место данного пакета в логике развития санкционного давления на Россию?
— Это резкий выпад, но все-таки далеко не лобовая атака. Судя по нему, общий подход к нефтяным санкциям (в отличие от газовых) у администрации Байдена до конца остался осторожным, сдержанным и с большой оглядкой на рынок, с тем чтобы новые санкции существенно на него не влияли. Если бы у Байдена было больше времени, то, скорее всего, эти санкции разбили бы на части и разнесли во времени и по отдельности на них мало кто обратил бы внимание. Основной эффект здесь в концентрации, связанной со спешкой.
Реальная эффективность новых санкций с точки зрения снижения объемов или стоимости российского экспорта пока неясна. Зарубежные контрагенты, в том числе в Китае и Индии, взяли паузу для оценки юридических рисков, наличия альтернативных поставщиков и экономического ущерба при отказе от российских грузов. Такое мы наблюдали уже не раз: после каждого пакета санкций поведение участников рынка однотипно. Сейчас разве что масштаб больше. Шестнадцатого января начались пробные разгрузки нефти с подсанкционных танкеров в Китае. Посмотрим, станет ли этот процесс массовым и, если да, насколько быстро.
— Есть ли в пакете сюрпризы или направления санкционных ударов были в принципе ожидаемыми?
— Санкции были анонсированы заранее: конкретный перечень компаний и танкеров, попавших в список особо обозначенных граждан и заблокированных лиц (SDN) минфина США, конечно, не был известен, но общие контуры были понятны. Думаю, это сделано намеренно, чтобы прощупать настроение рынка. И оно оказалось спокойным. Это видно и по текущей его реакции: цены на нефть одномоментно выросли с 72–75 долларов за баррель до 80–81 доллара, но остаются у верхней границы установившегося за последние полгода ценового потолка; подобные всплески происходят каждые месяца полтора. При этом санкции против России не единственная причина роста цен, свою роль сыграли и традиционный для января сезонный оптимизм, и холодная погода, и сокращение коммерческих запасов нефти в США, и ожидание санкций против Ирана. Доля российского фактора в этом росте, думаю, доллара три-четыре, не больше.
— Какие из новых ограничений наиболее болезненны?
— Особенность этого пакета санкций не только в масштабе, но и в показной всеохватности: затронуты практически все сегменты нефтяной отрасли: от нефтесервиса и добычи до морской транспортировки, страхования и трейдинга нефти и нефтепродуктов. США хотели продемонстрировать, насколько широки их возможности.
На мой взгляд, краткосрочно наиболее серьезны санкции против танкерного флота. Они приведут к временному снижению физического экспорта на фоне заметного роста дисконтов — как из-за резкого увеличения стоимости фрахта (оно уже произошло), так и в качестве платы за лояльность контрагентов и покупателей. Стоимостные потери на первых порах могут быть существенными. Снижение экспорта в январе‒феврале может достигать миллиона баррелей в сутки (это много); есть и более высокие оценки. Под вопросом март. Но ко второму кварталу морской экспорт, скорее всего, удастся восстановить в части как нефти, так и нефтепродуктов.
Меньше ясности сейчас с поставками наших арктических, премиальных, сортов нефти Novy Port, ARCO и Varandey. Для их перевозки используются специальные танкеры, приспособленные к ледовым условиям, и многие из них подпали под санкции. Заменить их нечем. Придется либо искать смелые порты, готовые их принять, либо переваливать нефть с судна на судно в море. Все эти вопросы решаемы, но на это требуется время.
Приспособиться к санкциям против «Газпром нефти» и «Сургутнефтегаза», а также против нефтяных трейдеров, нефтесервисных компаний и прочих предприятий, мне кажется, проще, хотя есть и противоположные оценки. Время покажет.
— Каковы основные итоги прошлых раундов санкций в отношении российского ТЭКа? В какой части они оказались эффективными, а где и как российские производители и экспортеры сумели адаптироваться и обойти ограничения?
— В 2022–2023 годах основные трудности создавали санкции со стороны ЕС, прежде всего эмбарго на поставки нефти и нефтепродуктов на европейский рынок и технологические ограничения, особенно в части СПГ. Именно санкции ЕС в большей степени чем те, что ввели США, спровоцировали исход из российских проектов западных технологических компаний. Но санкционный запал ЕС давно иссяк: в арсенале у него, по сути, осталось только введение эмбарго на российский газ (прежде всего на сжиженный), но к нему страны ЕС сами пока не готовы. Поэтому начиная с осени 2023 года эстафету переняли США: заметьте, говоря об энергетических санкциях, мы теперь по умолчанию подразумеваем США. Еще полтора-два года назад мы имели бы в виду ЕС. Инструментарий у них совсем разный. Евросоюз бил по России прежде всего закрытием собственного рынка, США же размахивают дубинкой вторичных санкций против зарубежных контрагентов России, и, увы, это пока действует.
У санкций США два основных вектора:
— спокойное, похожее на поведение удава, сдерживание доходности российского нефтяного экспорта с попыткой удержать шаткий баланс между желанием побольнее уколоть Россию и стремлением одновременно не разогнать цены на нефть. Пока получается, хотя систему санкций приходится все время донастраивать и усиливать, поскольку российская нефть находит новые пути их обхода;
— череда кавалерийских атак на российский СПГ. В отличие от нефти здесь США бьют наотмашь: их не пугает, а скорее даже привлекает перспектива сокращения предложения со стороны России и роста мировых цен. Если в части нефти еще можно поверить, что санкции США продиктованы украинским конфликтом, то в части СПГ целеполагание явно иное: все выглядит как попытка выдавить с рынка ключевого конкурента, используя нерыночные механизмы. Насколько это удастся долгосрочно, пока неясно, но кратко- и среднесрочное торможение российского экспорта СПГ налицо.
— Какой будет реакция компаний на новый пакет санкций?
— Краткосрочно — уже привычное выстраивание всевозможных новых серых схем и увеличение дисконтов. То есть, по сути, те же механизмы адаптации, что использовались последние три года.
Долгосрочно — нужно формировать автономную, параллельную обычной международной торговле систему купли-продажи, страхования и логистики нефти и нефтепродуктов (а затем и других товаров): от загрузки в порту отправки до разгрузки у конечных оптовых потребителей в азиатских странах (прежде всего в Китае и Индии). Систему, в которой не будет компаний, транспортных средств, инфраструктуры (портов прежде всего) или расчетов, зависящих от западных стран. Все это требует сил, времени и денег, но отчасти уже происходит естественным образом, просто фрагментированно и бессистемно.
Если мы хотим обезопасить себя от санкционной политики США, нужно вырвать у нее ее жало —угрозу вторичных санкций. Думаю, многие страны, включая Китай и Индию, в этом заинтересованы не меньше России. США — единственная в мире страна, которая использует инструмент вторичных санкций, не считаясь с юрисдикцией и правами других стран. Не думаю, что кто-то, кроме самих США, считает это нормальным.
— Сохраняются ли резервы для дальнейшей эскалации санкционного давления на российский ТЭК?
— Есть наглядный опыт санкций США против Ирана и Венесуэлы в попытке остановить их нефтяной экспорт. У таких санкций, как показывает практика, есть предел эффективности, то есть целиком подорвать экспорт не получается, но существенно снизить его на какое-то время, увы, возможно. Нечто похожее США уже делают в отношении российских СПГ-заводов, не трогая пока только «Ямал СПГ» и «Сахалин-2». Санкции от 10 января против «Газпром нефти» и «Сургутнефтегаза» — это первые звоночки, предупреждающие о том, что нечто подобное может быть в перспективе применено и к нефтяной отрасли России.
— Чего ждать от администрации Трампа на санкционном треке?
— Ничего хорошего. В отличие от спокойного, как удав, Байдена от Трампа можно ждать импульсивных и менее продуманных действий. Вообще, остается только удивляться живучести мифа о друге России Трампе, который чуть ли не завтра начнет смягчать санкции. Хотя все, что мы знаем о его первом президентстве, свидетельствует о противоположном. Да и то, что говорит его команда сейчас, не вызывает оптимизма. Например, буквально на днях, 16 января, на сенатских слушаниях Скотт Бессент, кандидат Трампа на пост министра финансов (органа, заведующего списком SDN — ключевым санкционным инструментом), заявил, говоря о нефтяных санкциях против России: «Я на сто процентов поддерживаю введение санкций. Считаю, что санкции были недостаточно обширными».
Трамп будет торговаться, и все зависит от того, что именно и в обмен на что он сможет выторговать. Пока не очень понятно. Где-то на горизонте этих торгов может маячить смягчение санкций, но всерьез я бы пока на такое не рассчитывал. В процессе же самого торга, то есть в ближайшие месяцы, вполне вероятно дальнейшее ужесточение санкций, особенно в части нефти. Но здесь перед Трампом стоит дилемма раздвоения цели: одновременно вводить санкции против нефтяного экспорта Ирана и России сложно, не просто так антироссийские санкции Байдена в 2022–2024 годах сопровождались фактическим смягчением санкций против иранского нефтяного экспорта. Трампу придется выбирать, что для него важнее: иранское направление или российское. Ответа пока нет.
— Какие новые ограничения с большой вероятностью последуют в наступившем году?
— Если бы не фактор Трампа, ответить было бы несложно, но Трамп, надо отдать ему должное, действительно вносит большую сумятицу. Однако общая тенденция состоит в том, что санкции продолжат усиливаться. И основное внимание, скорее всего, будет обращено на танкерный флот и в целом на морские транспортные коммуникации как на потенциально наиболее уязвимую часть международной торговли.
Свежие комментарии